Теперь представим, что переход особей к паразитическому образу жизни происходит постоянно на протяжении длинного ряда поколений. Соответственно, в каждом поколении имеет место паразитическая трансформация. В какую сторону тогда пойдет естественный отбор?
Ответ: естественный отбор будет стабилизировать паразитическую форму. Он будет поддерживать гены, нужные ей для функционирования, и элиминировать гены, которые ей не нужны.
В результате мы, скорее всего, довольно быстро (в геологическом масштабе времени) получим организм, для которого никакой другой вариант онтогенеза, кроме паразитарной трансформации, уже не будет возможен. Гены, нужные свободноживущей форме и только ей, исчезнут. Начнется эволюция паразита.
Чем при этом будет ограничена глубина эманации? Вообще-то ничем. Например, возвращение многоклеточного животного на уровень организации протистов вообразить вполне можно.
Вот взятые мной с какого-то норвежского сайта фотографии паразитирующей в морских рыбах миксоспоридии Sphaeromyxa hellandi:
Справа — питающаяся стадия. У миксоспоридий она представляет собой плазмодий, то есть фактически многоядерную амебу.
Слева — расселительная стадия. У миксоспоридий это сложная спора, состоящая чаще всего из 6 клеток. Две из этих клеток — стрекательные, устроенные примерно так же, как стрекательные клетки кишечнополостных. Насколько я понимаю, споре эти клетки нужны для прикрепления к рыбе: стрекательная нить выстреливается и прилипает.
Миксоспоридии долгое время относились к выделенному в XIX веке абсолютно сборному классу Sporozoa, который в свою очередь относился к типу простейших. В 1990-х годах молекулярные и электронно-микроскопические исследования показали, что миксоспоридии — скорее всего, вторично упрощенные потомки стрекающих кишечнополостных. То есть настоящих многоклеточных животных с нервной системой и мускулатурой, которые в результате паразитизма вернулись к уровню организации протистов. В последнее время миксоспоридий чаще называют миксозоями (Myxozoa), и думаю, что это правильно. Так короче, красивее и осмысленнее.
Теперь вот что. Прочитав сценарий происхождения подобных форм, изложенный мной в начале поста, кто-нибудь может сказать: «Это же ламаркизм!»
«Да», — с достоинством отвечу я. Только не ламаркизм, а шмальгаузеновская теория стабилизирующего отбора, которая, как известно, есть «теория адаптации ламаркизма к дарвинизму» (Чайковский, 2006). Рассмотренный сценарий совершенно точно ей соответствует.
Белоголовый, в отличие от Шмальгаузена, близости своих взглядов к ламаркизму не скрывает. И неудивительно! Видя такое чудовищное уклонение хода онтогенеза, какое показано в его опытах, очень соблазнительно предположить, что оно может каким-то образом стать наследственным. Например, если медузы некоторого вида поколение за поколением проникают в тела взрослых рыб и превращаются там в амебообразные или грибообразные существа, — то в итоге получатся миксозои. Реализоваться это может путем выпадения генов, нужных только взрослой медузе: например, генов мышечных белков, зрительных пигментов, ферментов синтеза нейромедиаторов. Очень красивый механизм эволюции, существование которого остается только доказать.
Белоголовый, надо заметить, ставил свои опыты над лягушачьими зародышами разных стадий развития, начиная от икринки. Продвинутый головастик с конечностями — самая поздняя стадия, с которой он работал. Меня заинтересовали именно эти данные, потому что здесь максимальна глубина эманации: животное с мозгом, черепом, челюстями и довольно сложным поведением постепенно превращается в отдаленное подобие гриба или губки, оставаясь живым и до некоторой степени целостным.
